Начать, конечно, следовало не с поезда Москва-Львов, а с чего-то более раннего, - возможно, со встречи в чайном клубе, когда свами, я, М, и AL® пили, само собой, чай, хотя речь шла то о текиле, то о водке, то о жизни в Израиле, откуда свами недавно вернулся, то о неправильностях китайского подхода к чайным церемониям и тотальной неправильности китайцев вообще, то о Карелии, из которой была проводившая церемонию (так и хочется сказать "под чутким руководством свами") девушка Оля, - но это будет очень уж долго.
Короче, садимся мы с М. в поезд. Проводник, добродушный такой карапуз, похожий на американского полисмена, долго и внимательно изучает мои документы и меня самого.
Неудивительно, - за всем маршрутом пристально следит аж из Новосибирска дальнозоркая мама беглянки М., вычислившая нас ещё в момент приобретения билетов. По телефону мамам уведомила беглянку, что всё знает через какую-то Новосибирскую ясновидящую. Удивительно, как наивны бывают взрослые, считающие, что знают, во что могут поверить их дети. Которые к тому же уж и не дети.
М. осваивает купе восточными благовониями, дымы которых стелятся по всему вагону.
Через сутки вываливаемся на Львовские гололёды и, заметив у наконец брошенных вещей чьи-то ноги, я сразу узнаю встречающего нас свами.
и никуда не выходите!
В такси по пути к гостиннице свами инструктирует нас. М., наблюдая в окно проносящиеся достопримечательности, строит планы немедленного их посещения. - никуда не ходите, завтра утром на вокзале, - распоряжается свами.
Город красивый, действительно вызывает желание побродить. Но мы, птимали, существа осторожные, и все усилия оставшегося дня расходуем на заруливание М. из города, куда она всё-таки выскочила, обратно во временное убежище.
Скоро, наконец, третий этаж гостинницы "Львов" наполняется дымами патчаули и каких-то пирамидок из ашрама Ауробиндо. И через глубокое мгновение рухнувшего сна нас будит телефонный звонок свами.
Пара часов на электричке - и мы во Славсько. Если внизу было пасмурно, как и в покинутой Москве, то здесь солнце. Удивительно похожее на солнце Грузии. Наверно в горах всегда живое солнце.
Солнце - самое сильное впечатление того дня.
Место оказалось менее диким, чем представлялось. Это своего рода поселок городского типа, где-то на улице машет костылём по-русски матерящийся на смеющихся школьников инвалид. На снегу следы каких-то лёгких стремительных зверушек и птичьих крыльев. Замёрзший черный кот, мяуча, крутится под ногами.
Звуки контрастны. Странным образом они не нарушают какой-то особенно глубокой здесь тишины. Как след вороньего крыла на снегу делает его нетронутость более явной. Контрастность - то, что поразило меня ещё в Грузии. Там, глядя с балкона сваминого дома на кипарисы, я долго строил разные теории, которые могли бы объяснить этот феномен. Например, что воздух может быть чист, как вакуум. Или что смена климатической зоны делает что-то с головой, что она как бы малость переворачивается, - ведь общеизвестно, что если смотреть на мир вверх ногами, он ярче. Тут та же контрастность всего. Те же ели почти, что в Москве, где сейчас так же на ветках лежит снег, - но почему-то здесь всё это совершенно иное. У космонавтов, говорят, в невесомости тоже обостряется зрение. Невесомости в Карпатах я не замечаю никакой (о чём ещё предстоит пожалеть навзрыд в смехотворно маленьком сиденьице подъёмника на гору Тростян), так что остается согласиться с ничего не объясняющим выражением "место силы".
Коттедж - три этажа, мы на третьем. На этаже всего три комнаты, кухня с электроплитой, душ. Очень тепло. Потолок и арки окон готически скошены, лакированое дерево почему-то кажется свежим и живым, - даже видны капельки подсохшей смолы.
