будьте как дети христианское сознание в период перехода от пост-индустриального общества к информационному ставит оказывается перед теми же проблемами, что и любое сознание, знакомое с понятием внутренней свободы. И решения их видит зачастую сходно с ищущими новых, более адекватных форм отношения к миру среди разделяющих иные мировоззрения. Тема нащего сайта - путь к подлинности и внутренней свободе, необусловленности внешним, поиск не-потребительского отношения, - прежде всего - к информации, - этому "супертовару нового времени" Не оказываются ли христианские подходы здесь более перспективными? Обсуждение темы - на форуме "Солнечного лета"
Федор Татаринов (23.10.00 0:05:42) : «Если не будете как дети...»
Сейчас, по крайней мере в России, кажется уже всем понятна одна особенность нашего времени: жизнь настолько усложнилась, а запудривание мозгов настолько усовершенствовалось, превратившись из искусства в точную науку, именуемую у нас непереведенным сокращением «пиар», что даже достаточно умный и образованный человек не может быть уверен, насколько его представления о том или ином вопросе соответствуют действительности, а насколько – интересам той или иной группировки. Это довольно неприятно, особенно для человека, стремящегося следовать в жизни каким-то моральным принципам. Выходов из этого может быть несколько.
1. Можно, не доверяя никому, честно пытаться разобраться, тратя на это уйму времени и интеллектуальных усилий при отсутствии уверенности, что действительно знаешь правду.
2. Можно выбрать в соответствие с теми или иными соображениями один единственный источник информации и автоматически отбрасывать все ему противоречащее (как ответила мне как-то одна московская подруга, между прочим, выпускница МГУ, на какую-то цитату из Тейяра де Шардена: «Мы ваших Шарденов не читаем – у нас есть радио «Радонеж»).
3. Можно просто пропускать через себя любую информацию при минимальном ее эмоциональном восприятии (на этом варианте я здесь останавливаться не буду).
Что же мы выбираем? Не верить никому, дабы твои благие порывы не стали бы орудием чьего-то холодного расчета, или следовать идеалу, а там да поможет Бог?
Чтобы никого не обидеть, скажу в единственном числе. Сейчас ловлю себя на том, что когда смотрю по телевизору новости, я размышляю, кто «заказал» такому-то журналисту такого-то политика, и что за этим может последовать, отвечают ли нашим национальным интересам чьи-нибудь неприятности на другом конце света и т.п. Но только не о том, где же и на чьей стороне правда, ибо уверен, что ее-то я и не узнаю. Да и слова-то такого почти не слышишь – только сложные анализы, расчеты и интриги.
В «Хрониках Нарнии» К.Льюиса есть очаровательная притча о гномах, которые были уверены в том, что их непременно постараются надуть, но уж они-то себя надуть не позволят. И даже очутившись в раю они были настолько уверены, что это все фальшивка, что сами убедили себя в том, что вокруг них – ад. Что-то в этом есть.
В то же время, вспоминая времена своего детства (70-е годы), я вижу, что тогда в ходу были простые и вечные антитезы, свобода – тирания, справедливость – произвол, честь – бесчестие. Конечно, мало кто (по крайней мере в Москве) относил эти понятия к тогдашнему советскому режиму. Но они были на слуху у всех – через романы и фильмы о других временах или народах (помню, я все детство тащился от вестернов с Гойко Митичем, проживая их именно как борьбу за правое дело), и через произведения о современности (борец за справедливость – типичный герой многих романов, фильмов, стихов 60-х – 70-х).
На Западе это верно и сейчас. Живя одной ногой в Москве, другой – в Брно, я не перестаю поражаться наивности западного человека по части политики. Отбрасывая массу лишних, на его взгляд, подробностей, он сводит сложнейшую ситуацию к элементарной черно-белой картинке: эти – патриоты, те – агрессоры, эти – борцы за свободу, те – тираны, этих надо поддержать, тех – бомбить. Такая примитивная модель, однако, позволяет ему действовать («Но надо же что-то делать!» – ответила мне одна милая австрийская пацифистка в ответ на мои скептические соображения по поводу действий Запада в тогда еще Боснийском конфликте).
Если не уподобляться Льюисовским гномам и пытаться все же опереться на простые ценности, то этот вариант разбивается на два, ибо за эталон могут быть взяты либо определенные идеалы безотносительно к тому, кто их проповедует, либо определенная общность людей (народ, партия, церковь) безотносительно к колебаниям ее идеалов. Правда или верность?
Весь конец 80-х, когда был пик моды на покаянную тему, я совершенно искренне недоумевал и возмущался: ну почему я должен каяться в том, что верил, что люди должны быть братья, любить друг друга и стремиться служить общему благу? Только потому, что власть предержащие использовали эти святые идеи в нечистоплотных целях? А когда, спрашивается, они этого не делали? А покаявшись, считать корыстолюбца без чести и совести образцом для подражания, ибо, как утверждалось, хитроумные рыночные механизмы заставят его служить общему благу вопреки его собственным порокам?
В каком-то смысле я и теперь так считаю, тем более, что проповедники первоначального накопления, накопивши себе на виллы в Нью-Джерси, последние годы молчат в тряпочку, что говорит само за себя.
Но вот был ли я тогда искренен в своей вере в братство и общее благо? Верил ли я когда-либо на самом деле, что мы несем народам свободу от американского империализма? Положа руку на сердце – едва ли. Скорее в советское время я воспринимал мир как поле соперничества России и Америки, которые обе друг друга стоят, но коль скоро уж я родился здесь, а не там, то да здравствует мировая революция и долой американский империализм (при этом я честно отдавал себе отчет в том, если бы я родился «там», то и проповедовал бы прямо противоположное)! По большому счету для меня было важно, чтобы Россия победила, а уж права она была или нет – о том пусть рассуждают историки лет эдак через двести.
И вот я сменил одно «единственно верное» учение на другое. Почему? Потому что открыл наконец, что если люди – братья, то Кто же их Отец и Кто может наполнить их любовью друг к другу? Или чтобы доказать себе, что мы все равно «их» круче? Христос или Россия?
Какой могла бы быть эволюция человека, искренне верившего в коммунистические идеалы, а не в «единый, могучий…»? У меня перед глазами живой пример человека, преданного идеалам, а не структуре. В свое время правоверная комсомолка, позже участница студенческого экологического движения (где мы и познакомились). В начале перестройки вступила в партию, где тут же ввязалась в какую-то оппозицию по поводу снятия Ельцина из московских начальников. Теперь – демократка (заметим в скобках, что сейчас это уже не модно и дивидентов не приносит), активистка «Мемориала» собирает подписи против смертной казни, чеченской войны и пр.
Только ли это моя проблема? Слушаю купленную в храме кассету действительно хороших православных песен и вдруг слышу: «С кем враждует Русь лучистая – враг и Сына Твоего». Не перебор ли? Читаю купленные в том же храме очень искренние воспоминания офицера-афганца - и встречаю термин «христолюбивое воинство» применительно к нашей тогдашней армии в Афганистане. Ой ли?
На днях одна чешская знакомая рассказала мне, как ее двухлетняя дочка объясняла ей, что говорить «жопа» нехорошо. Конечно, умудренный опытом взрослый может сто раз доказать, что жизнь именно такова и другого термина не заслуживает, но все же... «устами младенца глаголет истина». Точно также я, искушенный в софистике московский интеллектуал, сталкиваюсь в Чехии с тем, что в ответ на любые мои вполне логичные соображения по поводу, например, чеченского терроризма, следует вежливое, но по-детски упрямое: «А все равно нехорошо обижать маленьких». И, как христианин, я не могу не признать, что они правы.