несколько заметок к экологической теме

предистория вопроса

Хотя само слово "экология" появилось довольно давно ( в 1866 г., Эрнст Геккель), временем зарождения её как науки правильнее считать уже середину этого столетия.

В 1942 г. Раймонд Линдеман даёт определение экосистемы как "совокупности физико-химико-биологических процессов, протекающих в любых масштабах пространства - времени", и с этого момента начинает развиваться та экология, которую мы знаем как науку, - от чисто описательной (например, описание колебания численности популяции якутских лягушек) до "прожектёрской" с идеями замкнутых биологических циклов (на космических станциях или в эко-хозяйствах утопического будущего).

За всё это время ни идеология новой науки, ни ее теоретические основы не претерпели каких-либо принципиальных изменений. Период её становления совпал с периодом кризиса классических наук как таковых, - настало время междисциплинарных наук, всё реже соответствующих бытовавшим прежде критериям научности, стремящимся вырваться к некой мета-позиции, тотальному переосмыслению места и роли человека в мире.

Описательная экология продолжает существовать параллельно много более мощному и значимому процессу - поиску глобально-экологического мировоззрения.

Интересно, что все сколь-нибудь значимые идеи, позднее становившиеся достоянием экологии, возникали в умах людей, формально экологами не являвшихся.

Это, например, понятия биосферы и ноосферы, введённые Вернадским в начале века, это и физик Альберт Лотке, (независимо от Вернадского, хотя и несколько позже) заговоривший о крупных "биологических системах".

Не был экологом и основатель и первый президент знаменитого "Римского клуба" Аурелио Печчеи (1968 г.), как и Тьерри Монбриаль, впервые убедительно заговоривший о втором энергетическом кризисе (1979 г.).

И сейчас в работах некоторых критиков экологических движений можно заметить попытки разделить экологию и "экологизм", - довольно беспомощные, так как вне этого процесса глобализации осталась лишь экология описательная.

Именно начиная с первых докладов Римскому клубу, с "Пределов роста" Печчеи (1968), экологическая проблематика окончательно перестаёт восприниматься как принадлежащая отдельной научной дисциплине.

Популяризируемые множеством статей выводы Римского клуба о практически неизбежном тотальном кризисе, грозящем самому существованию человечества уже в 90-е годы, наряду с авторитетностью самих участников клуба в мире политических и финансовых новаций, стали, пожалуй, первой и по сей день не превзойдённой по масштабам экологической акцией.
Тревожные прогнозы не сбылись, потому что они прозвучали.

Экология, всегда испытывавшая недостаток в теоретической самостоятельности, стремительно превращается из науки в тему, которой занимаются специалисты самых разных областей и не-специалисты вообще.
А тема экологической катастрофы к концу столетия осмысляется уже как аспект глобального цивилизационного разлома, как частность, которую , как сказал нынешний президент Римского клуба Диес-Хохлайтнера,"можно решить, при условии выхода из кризиса этических и моральных ценностей".

Пожалуй, в богатой разными видами и подвидами жизни, именуемой словом "экология", по своему уместны все. Эко-активизм, например, создаёт формы гражданского сознания, ценные сами по себе, независимо от декларируемых глобальных задач (решение которых в данном случае остаётся, вероятно, только дающим энергию предметом веры).
Вместе с тем привить чувство ответственности за природу, "сопричастности биосфере" всем - не просто утопия, но утопия не безобидная.

Конкретные природоохранные действия, например, озабоченных близостью захоронений ядерных отходов горожан, - это одно.
"Глобальная озабоченность" - совершенно другое.

Первое - оздоравливает общество, как всякая самооборона гражданских сообществ от государственного, производственно-финансового и криминального беспредела.
Но - не решает экологических проблем.
Если сибирский кедр не срубит бригада Васи Топорова, его уделает бензопилой жена того же Васи, за чуть большие деньги и, возможно, в ином месте. Не сбросят контейнеры с отработанным плутонием в болота Сибири, - сбросят в океан.
Сюда же относится внедрение безотходных технологий, - конкретное благое дело, результаты которого при существующих темпах роста производства ничтожны. Но есть ведь и иная результирующая - нравственная. А она не поддаётся статистическому просчёту.

Второе - это, в конечном итоге, попытка изобрести некую спасительную идеологию. А любая идеология, какие бы задачи не декларировала, родившись, становится инструментом власти. И только. Быть инструментом - единственная задача любой идеологии. В этом смысле неважно, каким инструментом пользуется, скажем, чиновник, - коммунизмом или экологизмом. Если его задача - "нагреть" предприятие на установку очистных сооружений, - будьте спокойны, "нагреет" при любом раскладе. Если обратная, - скажем, собрать все ядерные отходы мира в ближайшей яме у родного села, - идеология экологизма и тут ни в чём не уступит любой иной. Идеология, как и закон, "что дышло".
Но и вне власти идеологии несут в себе столько энергетики иррационального, что, будучи экологическими, скажем, в отношении комаров и ёлок, зачастую оказываются катастрофичны для человеческой свободы. То есть проблема не решается, а меняет структуру.


Такие культовые движения - тоже часть эко-кризиса, понимаемого как кризис ценностей.

Пример красных кхмеров с их тотальным отказом от западной, тхно-науко-кратической культуры и "возвратом к природе" вплоть до мотыжного земледелия и лечения аппендицита подножным кормом, стал нарицательным. Потому, вероятно, его оставим в стороне.

Но вот рядом с нами расцветает иная утопия, мирная и благолепная: "экологическое поселение" под Минусинском. Многочисленные проверки общины на предмет "деструктивности" и "тоталитарности" ничего пугающего не выудили: живут люди в "городе Расссвета", работают на огородах, делают деревянные расчёски, стараются любить друг друга и всякую живность.
Лидер, - провозгласивший себя Христом Виссарион, - недавно разрешил кормящим матерям употреблять молоко.
Живут и ждут "конца света", который обойдёт стороной благословенные места под Минусинском, где начнут расти гигантские апельсины и бананы сразу после скорой смены полюсов. Ждут телесной трансформации, - не всякий выживет в новых условиях, нужно готовиться...
Можно, конечно, найти пару трагичных историй среди судеб общинников, - но не меньше и историй внешне оптимистичных.

Однако что, всё-таки, происходит с личностью в такой вовсе не тоталитарной, - напротив, исключительно "мягкой" секте?

В замкнутых пространствах любых общин все чувства, страсти усиливаются. Любовь тут сильнее, - это притягивает: - "свои", " как они улыбаются!".
Но любовь - не единственное чувство.
И ещё - регулярные собрания, так называемые "круги": каждый должен выслушать критику всех остальных. Разумеется, "идеологически верную". А ведь личность создаётся именно встречей с мнением окружающих, их версиями нашего поведения, их ожиданиями. В "городе рассвета" прежняя личность исчезает, - появляется новая, соответствующая требованиям "кругов".

Заметьте, - у нас нет никаких критериев, чтобы как-то это оценить. Ну, не нравится это, допустим, мне. Но чем это плохо?
В том-то и дело, что в нынешнем периоде старые критерии истинности и блага уже не работают, а новые - ещё не сложились.
Вот это - и есть ценностный кризис. И, пока новые ориентиры для потерявшего себя сознания не выработаны - всякая реализованная утопия оказывается злом а приори, как часть распада прежних ценностных систем.

На недавно прошедших "Копнинских чтениях" И.В. Черникова в обзоре "Парадигмальные изменения в современной науке (ноосферная наука: экологический контекст)" от хорошо проработанной ею темы кризиса классических наук переходит, помимо прочего, и к экологии, как явлению пост-классическому.
Действительно, с позиций наук классических, экологии на роду написано оставаться так называемой "естественной наукой", чуть ли не разделом общей биологии или продолжением биогеографии. Но мы видим другое: не смотря на все старания блюстителей "дисциплинарности", она рвётся в науки человековедческие, пересекаясь с философской антропологией, вообще в новое племя наук междисциплинарных.
Есть в этих словах: "междисциплинарные", - некая ущербность. Словно бы есть науки главные, а есть как бы гибриды. С классических позиций, то есть ещё десяток-другой лет назад, именно так всё и выглядело.

Черникова выделяет как совершенно особый, новый уровень в структуре науки междисциплинарное знание вообще, как целое.

Возникновение нового уровня знания, с его совершенно иными критериями научности*, особой внутренней динамикой вместо прежней иерархии дисциплин, стало ответом на вызовы времени: проблемы, которые можно решить только комплексно.
Как пример такой проблематики Черникова приводит экологию.
Сегодня, утверждает Черникова, за словом "экология" стоят две проблемы:
"опустошение земли" и "опустошение человека".
Глобализм проблематики всегда чреват иррационализмом, новые подходы проходят искус идеологизации, даже - сакрализации, превращения в "религии".
"Современная экология – это уже не научная дисциплина, не метод мышления, не даже взгляд на мир – это судьба, это событие, влекущее нас к бессобытийности. "Экология" из слова-термина превратилась в слово-идол", - пишет Черникова.
И в этой констатации нет оценочности. Да, эко-тематика становится предметом почти религиозного обращения, - но автор не видит этому альтернативы, не оценивает, - просто "так есть".

Вообще статья Черниковой - именно обзорная, не претендующая на неожиданность новаций. Потому и в качестве альтернативной модели автор говорит всё о той же "концепции устойчивого развития", предлагавшейся Римским клубом в разных вариантах на разных этапах его работы. И это - действительно очень разные варианты, так что о какой-то единой концепции говорить даже не рано, а скорее - поздно. Сами подходы Римского клуба заметно отстают от требований времени, слишком ориентированы на отжившие способы мысли и несут в себе "родовую болезнь" классических наук - абстрактность, следование правилам "языковых игр" вместо реального прорыва к такому способу осмысления, в котором глобальное дано человеку через конкретное, а конкретное понимаемо как глобальное.

Черникова выделяет в попытках решения экологических проблем два направления:
Первое - поиск новых, "безотходных" технологий, - сразу выносится за скобки, как не снимающий проблемы (как и попытки "законодательной экологизации"). Второе - "гуманитарное осмысление способов бытия современного человека, - ибо экологическая проблема коренится в человеке – его отношение к природе и другим людям, в его мировоззрении, содержащем определенную систему ценностей".
Но что именно имееется в виду? Увы, это опять - только констатация. А рецепты - старые, - не пишутся, но подразумеваются: сакрализация природы, обучение "глобальной этике" со школьной скамьи и т.п.

Саму экологию автор видит лишь в качестве компонента ещё более глобального междисциплинарного знания - науки о ноосфере, - которая, по мнению Черниковой, возникает на стыке экологиии с синергетикой.
Понятие "ноосфера" было в начале века введено академиком Вернадским наряду с "биосферой", но если последнее "прижилось", о ноосфере говорят лишь отечественные мыслители (Пригожин, Ильин, Казначеев).

На Западе аналогичное понимание "коммуникационного мира как нового этапа общей эволюции" появилось лишь в 70-е годы, у Макклюэна, а позднее заиграло всем многоцветьем версий и прогнозов в связи с появлением и стремительно растущей ролью сетевых технологий.

Где-то тут, вероятно, и в самом деле начинается поворот к конструктивному, по настоящему новому подходу к тому тотальному кризису человека, который обнаруживает себя, в частности, и в эко-кризисе.
И поворот этот начинается с вопроса: готов ли человек к новой, информационной цивилизации? Не является ли нынешний "цивилизационный излом" прежде всего внутренним для каждого из нас "осевым временем** истории"?

----


* Эволюция критериев научности и научной рациональности подробно рассматривалась Черниковой в других статьях.
** осевое время - период 400-200 гг до н.э., выделенный Ясперсом, для которого было характерно появление культуры рефлексии. Новое осевое время предполагает переход на качественно иной уровень - от рефлексивной самоидентичности к самообнаружению через осознанние.